Августовский путч 1991 года стал ярчайшим событием в биографии тысяч москвичей, проведших три дня на баррикадах вокруг Белого дома 19-21 августа, и для миллионов россиян, объединенных воодушевлением и надеждами тех дней. Однако, победа демократическмх сил так и не стала национальным праздником в новой России и очень быстро начала подвергаться историческому пересмотру. Статья Ирины Прохоровой, главы одной из важнейших культурных институций, основанных в 1990-х - издательского дома «Новое литературное обозрение» – «Воспитание чувств. Летние размышления о легендарных событиях недавнего прошлого» является одним из немногих примеров интеллектуального противостояния этой скептической переоценке.
Нельзя не восхититься дерзостной наивности человека, пожелавшего стать историком, то есть на всю жизнь обречь себя на поиск доподлинности и всамомделишности в стихии великой фальсификации, именуемой жизнью. И как не устает он верить в создаваемые им концепты, если даже невинная попытка французских историков разыскать участников штурма Бастилии (спустя несколько лет после знаменательного события) окончилась тем, что количество оных превзошло численность наполеоновской гвардии в период ее наибольшего триумфа. Да и число людей, бравших, по их собственному утверждению, Зимний дворец, легко могло бы одержать победу на Курской дуге. Число же защитников российского Белого дома к нынешнему дню, похоже, способно отстоять Великую китайскую стену. Как же бедному искателю истины отличить лжештурмовиков и лжезаступников от подлинных героев? Вот тут- то (как любили выражаться в советских научно-популярных фильмах) на помощь и приходит со своей методикой литератор, всю жизнь резвящийся в море вымысла и хорошо знающий цену слову. Для него не составит труда отделить зерна от плевел — «плевелы», как правило, насмехаются над выдуманными грехами социальной молодости, «зерна» смущенно молчат или неубедительно оправдываются. Ибо сказано в начале мира: все подлинное да убоится слов!
И я не буду докучать вам описаниями тех трех незабываемых августовских дней, перевернувших наш убогий мир, той экстатической атмосферы единства и братства, которая… и т.д. и т.п. Адекватно передать эмоции, не опошлив их до отвращения, под силу лишь корифеям письма, простым смертным разумнее трезво порассуждать.
Не нужно быть великим психологом, чтобы понять, почему не бывшие на баррикадах принижают, а то и совсем отрицают значение и магию этого события. Нежелание власти создать из защиты Белого дома новую победительную идеологию взамен нафталиновой имперской идеи легко списать на заштампованность коммунистических мозгов. А вот чего стыдятся люди, действительно проведшие три для под проливным дождем на баррикадах, для меня остается загадкой.
И каковы же убийственные аргументы противников-злопыхателей, заставляющие героев тушеваться? Все они сводятся к нескольким нехитрым тезисам.
Тезис I. Августовский путч и его последствия были пародией на революцию, защита Белого дома с нелепой гибелью трех мальчишек — жалкая карикатура на исторический катаклизм etc.
Антитезис. Восхитительна людоедская логика подобных рассуждений — воспевая величие английской бескровной революции 1688 г., приветствуя гуманизм «бархатной» революции в Чехии, те же самые люди доброй воли крайне недовольны отечественным аналогом: мало крови, понимаешь. Вот если бы мы все там, у Белого дома, полегли изувеченные снарядами и раздавленные танками, а путчистов потом повесили на Красной площади, вот это была бы настоящая революция. Действительно, как-то несолидно оплакивать три жизни в стране, где и поныне редкая светская беседа обходится без горячего спора: сколько людей все же было уничтожено Сталиным — 100 миллионов или только 50.
Тезис II. Вы, караси-идеалисты, в который раз оказались жертвами политической провокации (игры, розыгрыша, как вам будет угодно). Они там, наверху, всё рассчитали наперед, а вы стали пешками в их игре; да вы и сами знали, что все происходящее несерьезно, корчили из себя героев, ничем не рискуя и ничего не боясь.
Антитезис. Если вам не было страшно, значит, вас там не стояло. А кто там был, тот помнит, как все прикрывали шуточками и матерком подступающий ужас в ночь предполагаемого штурма, как женщины из комитета солдатских матерей деловито обсуждали тактику бросания себя под танки: «Вы, ребята, поберегите жизнь ради родителей и будущей детей, а нам уже терять нечего». (Но прочь, прочь эмоции, не к лицу нам быть сентиментальными.)
Пришедшие на баррикады спустились оттуда уже не советскими людьми и очутились уже в новом времени и пространстве.
Что же до пешек и ферзей, то подобные суждения могут высказывать люди, не игравшие даже в подкидного дурака. И вообще, невыносимо слышать из интеллигентных уст протухшие откровения о роли личности в истории, всемирном заговоре и демиургическом могуществе власти. Не знаю, что творилось в инфернальных в инфернальных чертогах, но мы не были марионетками в руках кукловодов, более того, я и по сей день твердо уверена: наш приход на баррикады вывел из строя дьявольскую машину, испортил авторам запланированный спектакль.
Тезис III. Оглянитесь вокруг — что делается в стране. Неужели ради этого стоило рисковать своей жизнью? И что вы в результате получили в обмен на ваш беспримерный героизм, как обошлись с вами новые султаны и проч.
Антитезис. В стране, спору нет, все сложно. Но, имейте совесть, разве 10 лет назад мы жили в Аркадии, разве не имело смысла рискнуть всем, чтобы избавиться от ненавистного режима, пускай грядущее и смутно и темно? Можно подумать, путчисты стали бы нам отцами родными, пекущимися о свободе слова и дешевой колбасе. И, что забавно, вопросы типа «И что вы с этого поимели?» чаще всего задают те, кто неустанно кичится своей духовностью и непричастностью к меркантилизму. Какова была наша награда? Сладчайшей из сладчайших — вкус первой победы над доселе необоримым злом (помните, как в любимом фильме нашего детства — «Великолепной семерке» — радовался забитый крестьянин, впервые увидев спину бегущего бандита). Наградой за акт личного мужества (ведь мы защищали не Власть, Народ, Отчизну, а личное достоинство) было внутреннее распрямление; пришедшие на баррикады спустились оттуда уже не советскими людьми и очутились уже в новом времени и пространстве. (Впрочем, как можно объяснить все это нашим доморощенным фрейдистам, во всем подозревающим низменные, а не возвышенные мотивы?)
А если жизнь пошла наперекор нашим предписаниям и схемам, то семь лет спустя мы способны признать, что в том мы повинны не меньше, чем лукавая власть, жестокие олигархи или «несознательные» шахтеры. Что ж, мы жестоко заплатили за наш социальный инфантилизм, но значения августовского хэппенинга 1991 года это все равно не умаляет. Кажется, мы уже вплотную приблизились к порогу гражданской зрелости, а вот в эмоциональной сфере по-прежнему остаемся застенчивыми инфантилами.
Не здесь ли кроется разгадка необъяснимого стыда за пока единственный поступок в нашей жизни, которым можно безусловно гордиться? Разве не похожи мы на закомплексованного подростка, со смаком описывающего интимные прелести никогда им не виденной женщины, но до судорог боящегося быть уличенным в симпатии к соседской барышне. Не пора ли нам, как и подобает взрослым людям, более не боящимся выглядеть смешными, на завистливое улюлюкание продажных циников с театральным достоинством ответить: «Эти три дня были лучшими днями в моей жизни, а тот, кто не был с нами, тот опоздал на празднество Расина».
Фотография на обложке: AP / East News