В начале славных дел

Седьмого мая 1985 года Центральный комитет Коммунистической партии Советского Союза принимает постановление о мерах по борьбе с пьянством и алкоголизмом. Начинается так называемый горбачевский сухой закон. В магазинах исчезает водка «Андроповка» по 4,70, и вскоре цены на водку достигают 9 рублей, а торговля ей ограничивается с двух до семи вечера. Уже через два месяца, в июле того же года, борцовская бригада в составе борцов Поздняка и Чума, боксеров Вопроса и Коли Носа, а также культуриста Пластилина под руководством — не буду называть имя лидера, который был выпускник Высшей школы спортивного мастерства, что на Крестовском острове ныне в Санкт-Петербурге, — решают отобрать торговлю водкой у государства. Они принимают решение организовать торговлю водкой после семи часов вечера.

Для этого им нужна оптовая закупка в государственных магазинах — несколько, так сказать, машин водки. Они договариваются с директорами магазинов. Несговорчивым директорам, которые не хотят продавать водку за какую-то долю, они угрожают, переворачивают их «Волги» и, таким образом, закупают водку и налаживают сеть распространения этой водки после семи часов в таксопарках в специальных точках, получая, естественно, с этого большую прибыль, поскольку водка продается в два раза дороже в ночные часы. Отметим сразу, что они не торгуют сами водкой. Они обеспечивают поставки, они обеспечивают договоренности, они охраняют, в том числе от милиционеров, и они получают и распределяют выручку.

Это уже предпринимательская деятельность. Это 1985 год. И, конечно, как и в свое время в Соединенных Штатах, когда был введен сухой закон, государство сделало просто подарок мафии и гангстерам. Фактически советское государство сделало то же самое. Торговля алкоголем, конечно, была не единственным источником заработка нарождающихся организованных преступных группировок. Были фарцовщики, были подпольные валютчики, был разный бизнес по продаже импортных товаров.

В 1986 году принимается закон об индивидуальной трудовой деятельности, то есть фактически легализуется индивидуальное предпринимательство. А в 1988 году — закон о кооперации, и начинают появляться кооперативы. Это фактически маленькие фирмы, в которых, как считается, члены кооператива сами работают, чтобы не допустить, так сказать, эксплуатацию человека человеком. Но к 1990 году в кооперативах занято уже порядка пяти миллионов человек. То есть где-то как бы на полях советской социалистической экономики формируются анклавы частного предпринимательства.

Советское государство еще монолитно, начинается и продолжается перестройка, но тем не менее параллельно вот формируются различные «бригады». Они называют себя рэкетирами. Иногда их называют вымогателями, позже их назовут бандитами. Они формируются из спортсменов, бывших сотрудников правоохранительных органов, то есть милиции, поскольку милиция начинает разлагаться. А в феврале 1989 года последний солдат выводится из Афганистана. Это 600 тысяч человек, которые имеют боевой опыт. Никаких социальных пособий нету, программ адаптации людей с боевым опытом, с посттравматическим военным синдромом нет, они фактически брошены на произвол судьбы. Советский спорт тоже перестает иметь перспективы, а это довольно сильный институт, и спортсмены ищут себе новое применение.

И мы видим здесь два процесса, которые к 1990 году встретятся и породят феномен силового предпринимательства. С одной стороны, это развитие частного бизнеса, частной предпринимательской инициативы, которая хотя и происходит в некоторых законодательных рамках государства, но государством не защищается, не регулируется. Моральные установки советского общества не успевают адаптироваться, поэтому советские предприниматели оказываются в некоторой незащищенной нише. С другой стороны, нарастает приток людей, которые знают, как применять насилие, людей, которые связаны повышенными отношениями доверия.

Как собирались бригады

Уже к 1990 году начинают формироваться эти «бригады» или группировки. Появляются первые вещевые рынки. На вещевых рынках концентрируются бизнес и наличный оборот, там же работают наперсточники, и вот что делают эти «бригады»? Они охраняют, в основном друг от друга, этих первых предпринимателей и получают за это по нынешним меркам смехотворные суммы. Ну, 200–300 долларов в месяц будете нам платить — это, так сказать, дань того времени.

У этих группировок было два источника. С одной стороны, это традиционный воровской мир, который зародился еще в раннее советское время в советских тюрьмах и лагерях. Это так называемое воровское движение, воровская идея, профессиональные уголовники. Их функциями были разрешение конфликтов, распределение и хранение общака, продвижение воровских ценностей, воровской идеи и коронация других воров в законе. Вор в законе имел судебную и распорядительную власть. Не потому, что он был каким-то очень мощным, сильным и при нем были смотрящие, положенцы или те, которые готовы были исполнить его волю. Это было. Но фактически авторитет вора держался на его моральном авторитете и выполнении законов: несотрудничество с властью, никогда не работать, не трудиться, не иметь семьи и справедливо распоряжаться общаком. И любой человек, любой вор, любой уголовник, который придерживался воровской идеи, будучи на свободе, не боялся пойти в тюрьму, потому что он знал, что там он попадет в свой мир, где ему помогут, где есть общак, где есть понятные законы самоуправления.

Это одно движение. А второе движение — это люди, которые не имели никакого криминального опыта, но имели опыт, например, спортивный, военный, милицейский, либо, там, члены этнических диаспор, тоже, как правило, имеющие спортивный опыт. Для них воровская масть, воровская идея, понятия ничего не значили. Это были люди совершенно другого жесткого предпринимательского типа, которые понимали, что в советском спорте, в армии, в милиции перспектив для них нет, но есть возможность зарабатывать деньги. Есть, так сказать, темы, на которых можно получать. Это вещевые рынки, это просто мошенничество, это различные формы вымогательства у кооператоров.

Шестого мая 1992 года происходит первая разборка с применением автоматического оружия — перестрелка в Бутово между балашихинской и подольской оргпреступными группировками: по-моему, трое погибших, пять тяжелораненых. А дальше этот процесс уже приобретает неконтролируемый размах. Начинается приватизация. Государственные институты, а именно суды и милиция, не способны регулировать нарождающийся бизнес, а бизнес в принципе требует регулирования, требует соблюдения контрактных отношений, требует возврата долгов, просто физической охраны.

Это демонстрирует, с одной стороны, бессилие государства, с другой стороны — умение, готовность, способность применять силу со стороны новых нарождающихся структур. Чем же они занимались? То, чем они занимались, можно назвать силовым предпринимательством. Силовое предпринимательство — это организационные навыки по использованию силы для получения дохода на постоянной основе.

Из охраны — в совладельцы

Мы должны обратить внимание еще на одно явление. Опять же, оно было отчасти стихийной адаптацией сотрудников бывших советских силовых ведомств к новым рыночным условиям. Это стремительное создание сектора частных охранных услуг. С 1992 года, когда принимается закон о частной охранной детективной деятельности, можно образовывать частные охранные предприятия, частные службы безопасности, детективные агентства, в которых могли работать и работали бывшие сотрудники КГБ или ФСБ, милиции, бывшие военные.

Начали появляться сначала нелегальные, а потом уже легализованные так называемые красные крыши, которые были укомплектованы сотрудниками ФСБ, милиции или армейскими кадрами и занимались более или менее тем же, чем занимались бандиты, — только они были, может быть, более предсказуемыми, более дешевыми, — тем же самым, то есть силовым предпринимательством, а именно поставкой некоторого комплекса услуг по регулированию бизнеса, с которым не справлялось государство.

Силовое предпринимательство в конце 1990-х — в начале 2000-х стало радикально меняться. Почему оно изменилось? Здесь мы должны, наверное, выделить несколько важных базовых трендов. Во-первых, тот, о котором я уже упомянул, — это развитие рынка частных охранных услуг и вытеснение бандитов частными охранными предприятиями.

Та бандитская элита, которая выжила, тоже трансформировалась из тех, которые охраняют, в тех, которые вошли в долю. То есть фактически следующий этап после охраны и решения вопросов — это «Давай мы будем вести совместный бизнес». Я буду, значит, охранять и решать вопросы, а ты будешь по коммерческой части. И поскольку часто это были предложения, от которых нельзя отказаться, и поскольку действительно был объективный спрос на вот таких силовых партнеров, то наиболее умные, осторожные и дальновидные бандиты становились собственниками бизнеса, некоторые из них меняли фамилии для того, чтобы порвать со своим криминальным прошлым, потому что татуировки, криминальная репутация — это уже был отрицательный актив. Они уже были владельцами довольно крупных холдингов, компаний, и они уже не ездили на какие-то «стрелки», они избегали рисков, не хотели садиться в тюрьму, они уже хотели быть бизнесменами. Бизнес и рыночная экономика разложили и воровское сообщество, потому что классический вор — это страдалец за идею, тот, который в основном сидит. А в условиях капитализма титул «вор в законе» можно было купить, короновать стали в 25 лет. Это уже, так сказать, стало коммерческим продуктом.

Итак, первый тренд — это вытеснение бандитов охранными предприятиями; второй тренд — это уход бандитов в бизнес, то есть они стремились контролировать рынок, но в итоге рынок стал контролировать их. И третий тренд, конечно, это укрепление государства. Укрепление государства, которое началось где-то в 1999 году — в начале 2000-х, — это консолидация силовых ведомств, путинская централизация власти. Это программа, так сказать, возврата государству фактически утраченной монополии на насилие. Дальше происходит реформа налоговой службы, радикально снижаются налоги: 24% — налог на прибыль, 13% — подоходный налог. Налоговая служба создается фактически заново, правила упрощаются, становятся предсказуемыми, оживляется и начинает хорошо работать арбитражная система. Каждый год примерно с 2000 года количество дел, которые рассматривают арбитражные суды, удваивается.

Это значит, что конфликты, которые решались теневым способом, по понятиям, начинают решаться в государственном арбитраже. Становится более экономически выгодно платить налоги, идти в арбитраж и составлять контракты не понятийные, а те, которые потом можно при посредстве юристов обсуждать в арбитражном суде города Москвы, а не при помощи Паши Цируля. И постепенно усиление государства означает сужение спроса на услуги нелегальных, неформальных, негосударственных силовых предпринимателей.

Значит ли это, что силовое предпринимательство исчезло? К сожалению, нет. Оно, скорее, изменило форму. Мы должны сказать, что силовым предпринимательством может заниматься любая организованная группа людей, владеющая навыками применения силы и принуждения и имеющая определенную автономию. То есть если у нас четкое и хорошо организованное вертикально построенное государство, подчиняющееся только инструкции и закону, а еще и контролируемое гражданами, то силовое предпринимательство невозможно. Возможно исполнение государством своих функций по обеспечению законности, правопорядка, безопасности в обмен на налоги. Но если силовые структуры имеют некоторую автономию, то есть, занимаясь своими должностными обязанностями, они могут еще заниматься чем-то другим — возбуждать уголовные дела в отношении бизнесменов в довольно произвольном порядке, например, или угрожать возбуждением уголовных дел, — то здесь имеющие автономию подразделения милиции или полиции, особенно подразделения, которые занимаются организованной преступностью или экономической преступностью, до сих пор имеют возможность заниматься силовым предпринимательством, то есть получать частный доход, используя государственные полномочия и ресурсы принуждения в частных интересах.

По сравнению с девяностыми к концу нулевых или в десятые годы, конечно, сфера силового предпринимательства сузилась и, самое главное, изменила свои формы. Теперь у нас основные силовые предприниматели — это скорее люди в погонах, которые имеют полномочия, данные им государством, по принуждению, по решению споров, по осуществлению, так сказать, различных действий, которые могут нанести вред бизнесу: доследственных проверок различного рода, арестов имущества, — которые, в общем, представляют собой довольно эффективный инструмент давления на бизнес для того, чтобы получать частнопредпринимательские или частные доходы.

И поэтому в той мере, в которой государство плохо отрегулировано, в той мере, в которой государство плохо контролируется со стороны граждан, когда нет или слабый парламентский контроль за исполнительной властью, за силовыми ведомствами, силовое предпринимательство все равно будет иметь место.