Институты — это «правила игры» в обществе, или, выражаясь более формально, созданные человеком ограничительные рамки, которые организуют взаимоотношения между людьми. Следовательно, они задают структуру побудительных мотивов человеческого взаимодействия — будь то в политике, социальной сфере или экономике. Институциональные изменения определяют то, как общества развиваются во времени, и таким образом являются ключом к пониманию исторических перемен.

Вряд ли кто-нибудь станет оспаривать, что институты влияют на функционирование экономических систем. Также не вызывает споров утверждение о том, что длительные различия в функционировании экономических систем формируются под очень глубоким влиянием развития институтов. Но ни современная экономическая теория, ни описательная историческая наука не проявляют видимого интереса к роли институтов в функционировании экономики и экономическом поведении, потому что до сих пор не разработаны аналитические принципы, которые позволили бы включить институциональный анализ в теорию экономики и экономическую историю. Задача этой книги состоит в том, чтобы выработать такие основополагающие принципы. Результаты соответствующего анализа потребуют пересмотра многих теоретических положений общественных наук в целом и экономической теории в частности и сформируют новое понимание процесса исторических изменений.

В настоящем исследовании я рассматриваю природу институтов и их влияние на экономический (или социальный) процесс (часть I). Далее (часть II) я излагаю общие принципы теории институциональных изменений с тем, чтобы не только сформулировать научные основы экономической (и любой другой) истории, но и объяснить, как прошлое влияет на настоящее и будущее, как инкрементные (инкремент (increment) — приращение, прирост. Имеется в виду недискретный характер институциональных изменений, для которых типично перетекание, обычно весьма полное, содержания старых институтов в новые. — Примеч. пер.) институциональные изменения определяют существующие на каждый момент рамки человеческого выбора и какова природа зависимости настоящего от траектории предшествующего развития (path dependence) (В институционально-эволюционной теории различают три типа отношений между содержанием старых и новых институтов: path dependence — глубокая связь, сильная зависимость новых институтов от старых; path determinacy — менее сильная зависимость, оставляющая место для возникновения совершенно новых институтов; и path indeterminacy, или path independence — отсутствие явной связи между старыми и новыми институтами. — Примеч. пер.).

Главная задача исследования — найти понимание того, почему экономические системы в течение длительного периода времени функционируют по-разному (часть III).

I.

Институты уменьшают неопределенность, структурируя повседневную жизнь. Они организуют взаимоотношения между людьми, так что, когда мы хотим поздороваться с друзьями на улице, поехать на автомобиле, купить апельсины, занять деньги, организовать свой бизнес, похоронить близких и совершить любые другие действия, с которыми сталкиваемся в обычной жизни, мы знаем (или можем легко научиться), как это сделать. Нетрудно заметить различия в институтах, если бы мы попытались совершить подобные же действия с участием других людей в другой стране — например, в Бангладеш. Говоря профессиональным языком экономистов, институты определяют и ограничивают набор альтернатив, которые имеются у каждого человека.

Институты включают в себя все формы ограничений, созданных людьми для того, чтобы придать определенную структуру человеческим взаимоотношениям. Являются ли институты формальными или неформальными? Они бывают и формальными, и неформальными. Меня интересуют и формальные ограничения — такие как правила, придуманные людьми, — и неформальные ограничения — такие как общепринятые условности и кодексы поведения. Институты могут быть продуктом сознательного человеческого замысла — как, например, Конституция США — или просто складываться в процессе исторического развития, подобно обычному праву. Для меня представляют интерес и те институты, которые явились продуктом человеческого замысла, и те, что складываются в процессе исторического развития, хотя для аналитических целей их, возможно, придется изучать раздельно. Я буду рассматривать и многие другие свойства институтов.

Институциональные ограничения включают как запреты индивидам совершать определенные действия, так и, иногда, указания, при каких условиях отдельным индивидам разрешены некоторые действия. Поэтому, как уже было сказано, институты представляют собой рамки, в пределах которых люди взаимодействуют друг с другом. Они абсолютно аналогичны правилам в командных спортивных играх. Иными словами, они состоят из формальных писаных правил и обычно неписаных кодексов поведения, которые лежат глубже формальных правил и дополняют их — например, запрещают сознательное нанесение травмы ведущему игроку противника. И, как следует из этой аналогии, правила и неформальные кодексы иногда нарушаются, и тогда нарушитель подвергается наказанию. Поэтому важный элемент механизма функционирования институтов состоит в том, что установление факта нарушения не требует специальных усилий и что нарушитель подвергается суровому наказанию.

Продолжая спортивные аналогии, можно сказать, что формальные и неформальные правила наряду со способом и эффективностью обеспечения их соблюдения образуют в совокупности весь характер игры. Некоторые команды добиваются успеха, постоянно нарушая правила и таким образом устрашая противника (и имеют соответствующую репутацию). Насколько результативна такая стратегия — это зависит от эффективности контроля над соблюдением правил и суровости наказания. Иногда кодексы поведения — честное спортивное соперничество — удерживают игроков в рамках правил, даже если нарушения сулят им успех в игре.

Можно объяснить существование неэффективных институтов, но почему же давление конкуренции не ведет к их отмиранию? Почему бы политическим руководителям государств со стагнирующей экономикой не заимствовать у других более успешную политику? Как объяснить глубокие различия в экономическом развитии на протяжении длительного периода времени?

В настоящей работе проводится принципиальное различие между институтами и организациями. Подобно институтам, организации структурируют взаимоотношения между людьми. В самом деле, если проанализировать издержки, возникающие вследствие существования институциональных рамок, то мы увидим, что они обязаны своим возникновением не только этим рамкам, но и организациям, которые сложились вследствие существования данных институциональных рамок. С теоретической точки зрения важно четко отделить правила от игроков. Правила призваны определять то, как ведется игра. Но цель команды, которая действует по этим правилам, — выиграть игру, сочетая умение, стратегию и взаимодействие игроков, пользуясь честными приемами, а иногда и нечестными. Моделирование стратегий и навыков, складывающихся по мере развития команды, — это совсем другой процесс, нежели моделирование создания и развития правил и последствий их применения.

В понятие «организация» входят политические органы и учреждения (политические партии, Сенат, городской совет, контрольное ведомство), экономические структуры (фирмы, профсоюзы, семейные фермы, кооперативы), общественные учреждения (церкви, клубы, спортивные ассоциации) и образовательные учреждения (школы, университеты, центры профессионального обучения). Организация — это группа людей, объединенных стремлением сообща достичь какой-либо цели. Чтобы смоделировать организацию, необходимо проанализировать ее руководящие органы, умения и навыки членов, а также влияние обучения в процессе деятельности (learning by doing) на достижение организацией успеха к определенному времени. Институциональные рамки оказывают решающее влияние и на то, какие именно организации возникают, и на то, как они развиваются. Но в свою очередь и организации оказывают влияние на процесс изменения институциональных рамок. Однако, как отмечалось выше, в настоящем исследовании акцент делается на институтах, которые служат основой правил игры, а организации (и их руководители) изучаются главным образом с точки зрения их роли в качестве агентов институциональных изменений; поэтому упор сделан на анализе взаимодействия институтов и организаций. Организации создаются для достижения определенных целей благодаря тому, что существующий набор ограничений (как институциональных, так и тех, которые традиционно рассматриваются экономической теорией) создает возможности для соответствующей деятельности; поэтому в процессе движения к цели организации выступают главными агентами институциональных изменений.

Необходимой предпосылкой для разработки теории институтов является отделение анализа правил игры от стратегии игроков. Определение институтов как ограничений, накладываемых на себя людьми, комплементарно по отношению к идеям неоклассической теории выбора. Опираясь на идеи индивидуального выбора, теория институтов делает шаг в сторону соединения и примирения экономики и других общественных наук. Важность подхода, принятого теорией выбора, заключается в том, что в основании набора логически последовательных и потенциально верифицируемых гипотез должна лежать теория человеческого поведения. Сила микроэкономической теории — в том, что она исходит из посылок об индивидуальном человеческом поведении (хотя в главе 3 будет изложена моя позиция о необходимости изменения этих посылок). Институты создаются людьми. Люди развивают и изменяют институты; поэтому наша теория должна начинаться с индивида. В то же время ограничения, накладываемые институтами на человеческий выбор, оказывают влияние на самого индивида. Соединение индивидуального выбора с ограничениями, налагаемыми институтами на весь перечень выборов, является важным шагом в сторону интегрального социального анализа.

Институты влияют на экономический процесс тем, что оказывают воздействие на издержки обмена и производства. Наряду с применяемой технологией они определяют трансакционные и трансформационные (производственные) издержки, которые в совокупности составляют общие издержки производства. Начальная задача настоящего исследования (часть I) заключается в том, чтобы объяснить существование и природу институтов и таким образом выяснить, как они отражаются на затратных функциях экономической системы.

II.

Главная роль, которую институты играют в обществе, заключается в уменьшении неопределенности путем установления устойчивой (хотя не обязательно эффективной) структуры взаимодействия между людьми. Но устойчивость институтов ни в коей мере не противоречит тому факту, что они претерпевают изменения. Развиваются все институты — от традиционных условностей, кодексов и норм поведения до писаного права, обычного права и контрактов между индивидами. Таким образом, имеющийся в нашем распоряжении набор выборов непрерывно меняется. Изменения на периферии институциональной системы могут быть такими медленными и плавными, что их способны увидеть только историки, хотя в современном мире быстрота институциональных изменений очевидна.

Институциональные изменения — это сложный процесс, потому что предельные изменения (changes at the margin) могут быть следствием изменений в правилах, неформальных ограничениях, в способах и эффективности принуждения к исполнению правил и ограничений. Более того, процесс институциональных изменений обычно носит инкрементный, а не дискретный характер. Объяснение того, как и почему происходят инкрементные изменения и почему даже дискретные изменения (такие как революции и завоевания) никогда не являются абсолютно дискретными, состоит в укорененности неформальных ограничений в обществе. Хотя формальные правила можно изменить за одну ночь путем принятия политических или юридических решений, неформальные ограничения, воплощенные в обычаях, традициях и кодексах поведения, гораздо менее восприимчивы к сознательным человеческим усилиям. Эти культурные ограничения не только связывают прошлое с настоящим и будущим, но и дают нам ключ к пониманию пути исторического развития.

Главная загадка человеческой истории — как объяснить широкую дивергенцию (расхождение) траекторий исторических изменений. Как случилось, что общества стали развиваться по расходящимся историческим траекториям? Почему общества так отличаются друг от друга? Ведь все мы, в конце концов, произошли от первобытных сообществ охотников и собирателей. Расхождение исторических траекторий тем более ставит нас в тупик, когда мы пытаемся рассматривать мировой исторический процесс со стандартных позиций неоклассической доктрины и теории международной торговли, из которых можно заключить, что по мере развития торговли товарами, услугами и производственными факторами экономические системы должны постепенно сближаться друг с другом. Хотя мы действительно можем наблюдать определенное сближение между передовыми индустриальными странами, ведущими взаимную торговлю, поразительная черта последних десяти тысяч лет истории заключается в том, что в мире сложились общества, радикально отличающиеся друг от друга по религиозным, этническим, культурным, политическим и экономическим критериям, а разрыв между богатыми и бедными, развитыми и слаборазвитыми нациями сегодня такой же большой, как и прежде, а может быть, даже гораздо больше, чем когда бы то ни было раньше. Как объяснить такое углубление различий между обществами? И что, пожалуй, не менее важно — какие причины ведут к дальнейшему углублению или, напротив, стиранию различий?

Но на этом вопросы не кончаются. Почему богатые общества переживают многолетнюю стагнацию или даже абсолютный упадок? Ведь выдвинутая Алчияном в 1950 году эволюционная гипотеза предполагает, что всепроникающая конкуренция должна устранить более слабые институты и способствовать выживанию тех институтов, которые лучше решают человеческие проблемы.

Кратко изложу историю собственных исследований по этой фундаментальной проблеме. В совместной работе 1973 года мы с Робертом Томасом предложили рассматривать институты как детерминирующие факторы экономического процесса, а изменения в соотношении цен — как источник институциональных изменений. Тогда мы обосновывали свою точку зрения тем, что изменения ценовых пропорций дают толчок к созданию более эффективных институтов. Упорное существование неэффективных институтов, как, например, в Испании, мы объясняли тем, что правительство, преследуя фискальные цели, сужает временные рамки экономической деятельности и тем самым создает разрыв между побудительными мотивами частной деятельности и общественным благосостоянием. Подобная аномалия не вписывалась в теоретические рамки.

В своей работе 1981 года «Структуры и изменения в экономической истории» я отошел от идеи рассмотрения институтов с точки зрения их эффективности. Руководители государств создавали систему прав собственности в своих интересах, а трансакционные издержки вели к доминированию обычно неэффективных прав собственности. Таким образом можно было объяснить существование на протяжении всей истории, включая наше время, таких прав собственности, которые не продуцируют экономический рост. В своей упомянутой работе я попытался ответить на вопрос, поднятый эволюционной теорией Алчияна, но не нашел ответа. Можно объяснить существование неэффективных институтов, но почему же давление конкуренции не ведет к их отмиранию? Почему бы политическим руководителям государств со стагнирующей экономикой не заимствовать у других более успешную политику? Как объяснить глубокие различия в экономическом развитии на протяжении длительного периода времени?

Настоящее исследование дает ответы на эти вопросы. Ответ надо искать в различии между институтами и организациями и в их взаимодействии, которое определяет направление институциональных изменений. Институты, наряду со стандартными ограничениями, описываемыми экономической теорией, формируют возможности, которыми располагают члены общества. Организации создаются для того, чтобы использовать эти возможности, и по мере своего развития организации изменяют институты. Результирующее направление институциональных изменений формируется, во-первых, «эффектом блокировки», возникающим вследствие симбиоза (сращивания) институтов и организаций на основе структуры побудительных мотивов, создаваемой этими институтами, и, во-вторых, обратным влиянием изменений в наборе возможностей на восприятие и реакцию со стороны индивидов.

Способность институциональной матрицы к самоподдерживанию, создающая «эффект блокировки», порождается зависимостью организаций от институциональных рамок, в которых они возникли, и последующим возникновением структур, сопутствующих данным организациям. И формальные, и неформальные институциональные ограничения ведут к образованию вполне определенных организаций, структурирующих взаимодействие в обществе. Эти организации возникают на основе стимулов, заложенных в институциональной системе, а потому результативность их деятельности зависит от этой системы.

Инкрементные изменения происходят от того, что руководители политических и экономических организаций приходят к мнению, что они могут добиться большего успеха, если привнесут в действующие институциональные рамки некие предельные изменения. Но обоснованность таких суждений в очень большой степени зависит и от получаемой руководителями информации, и от способов ее переработки. Если бы политические и экономические рынки были эффективными (то есть если бы трансакционные издержки равнялись нулю), то руководители всегда бы делали правильный выбор. Иными словами, акторы всегда располагали бы моделями, отражающими реальное положение дел, а если бы первоначально их модели не соответствовали истине, то информационная обратная связь скорректировала бы эти модели. Однако подобная модель рационального поведения людей просто вводит нас в заблуждение. На самом деле акторам часто приходится действовать на основе неполной информации и перерабатывать информацию, которую они все-таки получают, с помощью ментальных конструкций, которые могут приводить акторов к выбору устойчиво неэффективных решений. Наличие трансакционных издержек на политических и экономических рынках объясняет существование неэффективных прав собственности, а несовершенство субъективных моделей игроков, пытающихся разобраться в стоящих перед ними сложных проблемах, может привести к устойчивости этих неэффективных прав собственности.

Можно расширить рамки рассмотрения институциональных изменений, сопоставив примеры успешного развития и неудач. В качестве иллюстрации успеха возьмем хорошо известный экономический сюжет — рост американской экономики в XIX веке. В начале прошлого столетия в США сформировались базисные институциональные рамки (Конституция и Статут северо-западных территорий, а также нормы поведения, поощряющие упорный труд), которые послужили толчком к развитию экономических и политических организаций (Конгресс, местные политические органы, семейные фермы, торговые дома, судостроительные компании). Деятельность этих организаций, направленная на максимизацию результата, привела к росту производительности и подъему экономики, причем это воздействие было как непосредственным, так и косвенным вследствие поощрения инвестиций в образование. Благодаря этим инвестициям не только возникла свободная система общественного образования, но и были созданы экспериментальные сельскохозяйственные станции, повысившие производительность в аграрном секторе; на основе закона Моррилла были открыты публичные аграрные университеты.

Развиваясь на основе использования открывшихся возможностей, экономические организации не только стали более эффективными, но и постепенно сами изменили институциональные рамки. При этом речь идет не только об изменении политических и юридических рамок (14-я поправка к Конституции, дело «Манн против штата Иллинойс») и структуры прав собственности (закон Шермана), которые произошли к концу XIX века, но и об изменениях многих норм поведения и других неформальных ограничений (выразившихся, например, в новом отношении к проблемам рабства, роли женщин, трезвости и в новых нормах поведения). Как политические, так и экономические трансакционные издержки, а также субъективные суждения акторов привели к принятию таких решений в ситуациях выбора, которые, конечно, были не всегда оптимальными и не всегда вели прямо к росту производительности и улучшению общественного благосостояния (какой бы смысл ни вкладывать в эти понятия). Иногда благоприятные возможности открывались благодаря установлению новых тарифов, эксплуатации рабов или созданию трестов. Иногда — и даже часто — принятые решения приводили к неожиданным результатам. Вследствие этого совокупность институтов того времени (как и сегодня) носила смешанный характер: одни институты способствовали росту, другие — снижению производительности. Изменения институтов тоже почти всегда создают возможности как для подъема, так и для снижения экономической активности. Но «институциональный остаток» в экономике США XIX века сложился в пользу экономического роста, потому что система базовых институтов неизменно поощряла организации к продуктивной деятельности, хотя в этой системе имелись и стимулы, действовавшие в противоположном направлении.

Чтобы рассмотреть институциональные рамки, которые не поощряют, а тормозят экономическую активность, обратимся к условиям, доминирующим во многих странах «третьего мира», а также к условиям, которые имели место на протяжении большей части мировой истории. И в этом случае политические и экономические руководители имеют смешанный набор возможностей, но все же по большей части эти возможности поощряют скорее деятельность по перераспределению, чем по производству материальных благ, формируют скорее монополии, чем конкурентную среду, и скорее ограничивают, чем расширяют выбор. Они редко стимулируют инвестиции в образование, которое повышает производительность. Организации, развивающиеся в этих институциональных рамках, становятся более эффективными, но только эффективными в снижении общей продуктивности общества и в развитии базовой институциональной структуры, еще менее благоприятной для продуктивной деятельности. Такая траектория развития может быть долговременной и устойчивой, потому что в подобных экономиках трансакционные издержки политических и экономических рынков, наряду с субъективными моделями, доминирующими в восприятии акторов, не способствуют постепенному продвижению этих обществ к более эффективным результатам.

<…>

Перевод с английского А.Н. Нестеренко

Источник: Дуглас Норт. Институты, институциональные изменения и функционирование экономики. М., 1997