Задачи национально-освободительной антиимпериалистической борьбы на современном этапе

О национальном вопросе в СССР говорят и пишут все. Но всегда ли правильно его понимают? Похоже, что очень редко. По нашему мнению, национальный вопрос — это не только самый сложный и самый острый вопрос в Советском Союзе. Это еще и в некотором роде единственный решающий вопрос. Нам видятся три его уровня.

Смерть империи естественна

На первом уровне бросается в глаза естественный конфликт дряхлой и распадающейся империи с покоренными и восстающими против нее народами. Народы эти поражают своим разнообразием. Объединяет их по-настоящему одно — то, что природа поселила их в пределах досягаемости российского империализма.

Различаются же они всем: языками и религией, уровнем развития и историческим наследием, культурной ориентацией и способностью простого воспроизводства, расой и размером территории. Причем сочетаться эти особенности могут тоже исключительно разнообразно. Так, православие исповедуют и грузины с древнейшей царско-дворянской историей, удивительным алфавитом, неповторимой культурой и исключительным по силе чувством национального достоинства, и чуваши — тихий крестьянский народ на Волге, говорящий на языке тюркской группы. В Прибалтике можно найти ревностных католиков-литовцев с высокой рождаемостью и воспоминаниями о средневековом величии своих князей и близких финнам лютеран-эстонцев с рождаемостью крайне низкой, без всяких традиций национальной государственности, но с самым высоким в СССР уровнем экономического и культурного развития.

Советская идеология неустанно подчеркивала якобы равноправие и суверенитет «советских наций», их будто бы невиданный расцвет. Эта пропаганда поддерживалась формальными, символическими правами республик, которые, конечно, не имели отношения к реальности.

Колониальный статус народов СССР двусмысленен и неопределен. С одной стороны, все они были завоеваны сперва царями, а затем заново большевиками; везде в 20-х, 30-х, 40-х годах жестоко преследовалась и уничтожалась культурно-религиозная интеллигенция и элита наций; большинство этих народов испытало такие потрясения и репрессии, что термин «геноцид» часто не будет преувеличением. В 1930–1932 годах вымерла целая ветвь казахов, треть их общего числа.

Голодом усмиряли украинцев. В Сибирь депортировались и там умирали сотни тысяч литовцев и калмыков, молдаван и немцев, чеченцев и турок. Heславянские народы резко дискриминированы в реальной жизни: их представители крайне редки в аппарате ЦК, в правительстве, в КГБ, в офицерском корпусе и т.д. Наконец, в широких масштабах велась целенаправленная русская колонизация, особенно в Прибалтике, Молдавии, Средней Азии.

Но с другой стороны, советская идеология неустанно подчеркивала якобы равноправие и суверенитет «советских наций», их будто бы невиданный расцвет. Эта пропаганда поддерживалась формальными, символическими правами республик, которые, конечно, не имели отношения к реальности. Таково, например, знаменитое право на выход из состава Союза, независимость судебных систем и кодексов союзных республик. Но в момент перестройки мифические «права» стали — нет, не реальными правами — они стали орудием борьбы за национальную свободу. Москва провозглашает «правовое государство» — и ее противники внутри СССР берут на вооружение те фиктивные права и законы, которые Москва сама использовала для внешнеполитической пропаганды. Однако не надо заблуждаться: в споре противоречащих друг другу законов решать будет не беспристрастный судья, а прямое давление и сила. Союзником молодых наций будет здесь растущий распад механизмов центральной власти, и именно на них, на освобождающихся народах будет проверяться степень бессилия и силы Москвы… Империи распадаются без наркоза!

Борьба за передел Евразии неизбежна

На втором уровне разрастаются и углубляются конфликты внутри самих наций Советского Союза и между ними.

Есть две особенности советских наций, обостряющие эти конфликты.

Первая — это континентальный характер империи. Народы не разделены морями, их границы с Россией и друг с другом часто не определены.

Вторая — это то, что народы СССР обычно либо малы численно (порядка двух–четырех миллионов человек), либо не имеют традиций своей национальной государственности. Обращает на себя внимание, что нации, еще при царе заметные своей автономией и стремлением к независимости (Польша, Финляндия), смогли выстоять перед советской «реконкистой» 20–40-х годов.

Нации СССР еще по-настоящему не определили своих границ. Те границы, что есть сейчас, проведены по разным принципам: где по географическим (по хребтам гор и рекам), где по историко-династическим (границы давних феодальных княжеств и царств), где по этнографическим. Часто же при определении и изменении границ решающим был произвол правящих клик. В сталинско-брежневском СССР внутренние границы были делом формальным и второстепенным; захотели — и передвинули, и уничтожили. А в результате эти границы почти нигде не воспринимаются как естественные, как освященные историей или законом, хотя бы как сложившиеся в результате войн и соглашений народов. Мы категорически утверждаем, что настоящие споры о границах еще не развернулись, но развернутся они очень скоро!

Эти споры усугубляет смешанный национальный состав многих территорий СССР. Депортации и добровольные перемещения, которые в Европе шли с конца XIX и до середины XX века и сопровождались грандиозными кровопролитиями, создали сеть государств, весьма однородных по национальному составу, одновременно наглядно показав цену и ценность мирных гарантированных границ. В этом — предпосылка внутренней стабильности и нормальных взаимоотношений этих стран, и достигнута эта предпосылка отнюдь не демократическим или правовым путем. В СССР же, можно сказать, эти проблемы были на семьдесят лет заморожены.

Никто не может предсказать будущее решение, например, спора родственных друг другу башкир и татар — тюркоязычных мусульман, живущих между Волгой и Уралом, причем в Башкирии татар едва ли не больше, чем башкир! А как скажется то, что обе республики — Башкирия и Татария — анклавы в России (и потому имеют второразрядный статус «автономных», а не союзных)? Что будет в среднеазиатском Узбекистане, где прежние центры цивилизации Бухара и Самарканд населены в основном таджиками (близки персам по языку, но отличны от них формой ислама), а деревни вокруг — узбеками-тюрками? Как может поступить народ, давший официальное имя своей республике, но находящийся там в меньшинстве (как абхазцы в Абхазии с грузинским большинством)? И что делать, если меньшинством народ стал буквально в последние десятилетия в результате ускоренного заселения переселенцами, прежде всего русскими (как случилось в Латвии)? Как поступить, если национальное деление совпадает с профессиональным и социальным (так, население столиц большинства республик и рабочие крупнейших заводов — чаще всего русские)?

Все эти вопросы просто не могут не получить какого-то разрешения. Какое оно будет — во многом дело случая, и кому достанется спорная территория — можно только гадать.

Мы категорически утверждаем, что настоящие споры о границах еще не развернулись, но развернутся они очень скоро!

Больно и трудно об этом говорить, но думается, что массовых перемещений людей не избежать. Примеры уже есть. За два года армяно-азербайджанского конфликта полумиллионный поток беженцев в обе стороны сделал Армению свободной от азербайджанцев (очень близких к туркам, но исповедующих иной толк ислама), а Азербайджан отверг армян-горожан. Причем уже никто не ставит под сомнение окончательность этих переселений. Размежевание не произошло только на территории спорной Нагорно-Карабахской автономной области — и то только потому, что этому препятствовало вооруженное вмешательство Москвы, тем самым не ослабляющей, а сохраняющей напряженность.

Когда говорят, что, уйди Россия с Кавказа — и там будет новый Ливан, то ставят все с ног на голову. Ливан — это конфликт наций, сдерживаемых внешним давлением, которым не дают возможности окончательно размежеваться. Ливан на Кавказе — это настоящее, а не будущее. Вспомним, что следствием греко-турецких войн стало перемещение в двадцатых годах нескольких миллионов человек между этими странами — но этим заложен был фундамент их мирного сосуществования…

Москва ничего не делает для облегчения этих неизбежных перемещений. Вместо организованных переселений — погромы и беженцы… Уже обыденными стали попытки Москвы «разделять и властвовать» путем возбуждения, например, абхазцев и осетин против грузин, поляков и белорусов против литовцев, русских — против всех народов страны.

Важное следствие национальных конфликтов второго уровня — это невозможность для освобождающихся народов создать эффективный единый антиимперский фронт, что ослабляет их борьбу, но одновременно усиливает общий хаос в стране.

Говоря о втором уровне национального вопроса в СССР, надо сказать хоть несколько слов о том, что национальное самосознание многих народов СССР еще только складывается. Ведь нация — это не только единство языка, религии, истории. Нация — это способность людей считать друг друга равными себе, способность к созданию единого государства. И только опыт истории покажет, например, как сложится судьба украинцев — объединятся ли они, как, скажем, немцы в XIX веке, вопреки расколу религиозному и историческому (на западе Украины — греко-католики, верные римской церкви, бывшие подданные Габсбургов и Польши, на востоке — православные, с XVII века — под короной Романовых), либо разойдутся, как сербы и хорваты.

Неизвестно, какова будет судьба внешних границ СССР, проведенных когда-то царскими генералами по живому телу народов. Эти границы отделяют румын Молдавии от своих братьев в Румынии, они произвольно разделяют азербайджанцев СССР и Ирана, таджиков СССР и Афганистана. Очень вероятны претензии к Турции со стороны Армении и Грузии. Скажем откровенно: неизбежный, по нашему мнению, распад СССР приведет к значительным изменениям политической карты всей Передней и Средней Азии. Можно рассуждать о том, какие это будут изменения, но закрывать глаза на их неизбежность — преступная близорукость для политиков.

Русский национализм? Замечательно!

Наконец, третий уровень национальной проблематики в СССР — это национальная проблема самих русских. Мы убеждены, что это и есть коренной, исходный пункт всех советских проблем. Вопрос этот слишком обширен и поразительно неразработан.

Трагический парадокс — это отсутствие сложившейся русской нации. Великая русская культура, богатейший язык, древняя славная история народа — это все еще только предпосылки создания современной нации. В деле национальной консолидации Россия лет на сто отстает от Италии и Германии, лет на пятьдесят — от Турции. Наше время — это время распада имперского сознания русского народа и время становления сознания национального.

Сохранение единства империи перестает уже быть самодовлеющей задачей для русских — но не для партийно-государственного руководства. Ведь для них, для всех этих ЦК, КГБ, Совминов, генералов и т.д. единство страны — главная цель, стоящая бесконечно выше всех «социализмов» и «общественных собственностей».

Ведь только тем, по нашему мнению, и можно объяснить временную (несколько десятков лет — не срок для истории) победу большевизма, что он сделал универсальную всемирно-социалистическую идеологию обоснованием нового объединения империи, которую уже не могла удержать примитивная идея прямого превосходства русских и православных в империи. Советский «социализм» с его иррациональной экономикой был всего лишь растянутой предсмертной судорогой Российской империи. Эту судорогу можно сравнить с фактической смертью Священной Римской империи в Тридцатилетней войне XVII века.

Советский «социализм» с его иррациональной экономикой был всего лишь растянутой предсмертной судорогой Российской империи. Эту судорогу можно сравнить с фактической смертью Священной Римской империи в Тридцатилетней войне XVII века.

«Социализм» — это чисто российское явление, форма национального кризиса, как нацизм был кризисом германским. Видно, как рассыпается в прах вся пирамида социалистической власти, как буквально испаряются правящие недавно компартии везде, откуда уходит влияние России, будь то Румыния, Польша, Эстония, Грузия… И только в среде русских, в России, царит смятение в умах. России как цели, как символа национальной идентификации еще нет. Все интеллигентские попытки патриотических движений в России, за отсутствием массовой опоры, вырождаются в уродливые секты типа общества «Память». И само это общество — миф, фикция: существуют только разрозненные и озлобленные группки, мгновенно скатывающиеся к маниакальной ксенофобии, к апологетике самой грубой формы империи, к союзу с КГБ, военщиной и реакционной частью КПСС.

Ведь лучший признак нации, хотя бы и угнетенной, — наличие общенациональных политических партии, движений, организаций, лидеров. В России их нет начисто. Это наглядно показали выборы 1989 и 1990 годов, в которых ярко проявились непартийность, неединство российского общества, на которых депутаты избирались не по партийной принадлежности, а по внеполитическим личным заслугам, по чисто негативной враждебности к существующему строю. Общенациональные движения и авторитеты существуют везде в СССР, от Эстонии до Азербайджана, но не в самой России.

Идейный тупик, отсутствие общенациональных идеалов, крушение имперской идеологии «социализма», полный упадок православной церкви — вот черты русского национального кризиса. Только падение империи, только распад СССР поставят перед Россией реальную живую задачу выбора пути к национальной консолидации. Как турецкая нация родилась только после того, как арабы, греки, албанцы и другие противопоставили себя Османской империи, так и Россия, будем надеяться, родится как своего рода «остаток» после вычитания всего нероссийского из советской империи.

Если Турцию, Германию, Японию на новый национальный неимперский путь вывело внешнее поражение, потребовавшее внутреннего возрождения, то подлинный друг или патриот России должен надеяться на возможно более скорое внутреннее поражение Российской империи, на освобождение русского народа от цепей, которыми он приковал к себе соседние народы, на пробуждение после самого кошмарного сна в истории.